Скиталец, подаривший евреям "Надежду"

        Говорят, чтобы заглянуть в душу нации, следует послушать ее государственный гимн. А еще лучше – прочитать слова гимна. В них все – история, мечты, надежды на будущее...
        За двенадцать лет работы на Ближнем Востоке в качестве корреспондента “Труда” и “Литературной газеты” мне довелось услышать музыку и слова гимнов многих арабских государств и, разумеется, Израиля. И вот, что я обнаружил...
        Несмотря на сложившийся воинственный образ еврейского государства, как раз арабские гимны полны героических понятий, таких как слава, мужество, борьба, победа. В израильском же, напротив, ни одного воинственного слова, ни ностальгии по временам великих царей, ни восславления героизма Маккавеев или мужества Бар-Кохбы. Даже нет упоминания об “избранном народе”.
        Все мечты и надежды евреев заключаются в одном – быть свободным народом в собственной стране. Вот и все...
        Что любопытно – слова израильского гимна были написаны задолго до провозглашения государства еще в... 1876 году. Автору, написавшему стихи “Тикватейну” (“Наша надежда”), переименованные затем в “Атикву” (“Надежда”) и ставшие гимном, было чуть больше двадцати.
        ...Середина 19-го века. Восточная Галиция. Тот край, что сегодня зовется Львовщиной (точнее Львiвщиной). В те времена Львов был на треть еврейским. А рядом с ним местечко Злочив, где издавна жили евреи-хасиды (сторонники религиозного движения возрождения, появившегося в Восточной Европе в 18-м веке). В ту пору этот край был тесным и душным для свободного человека. Евреи жили здесь обособлено и замкнуто. Лучи “хаскалы” (“просвещение”) с большим трудом и огромными потерями пробивались сквозь тучи еврейского средневековья.
        Именно здесь в 1856 году родился Нафтали Герц Имбер – личность богемная, яркая феерическая. Во-первых – еврей. Во-вторых – поэт. В-третьих – человек, которому не сиделось на месте. Одним словом – скиталец.
        Стихи начал писать в десять лет. Как свидетельствуют биографы, тогда в Австро-Венгрии запрещалась законом любая дискриминация по религиозному признаку. И юный Нафтали писал о счастливой жизни евреев под сенью австрийской короны. А первую свою поэму, рожденную через несколько лет, он посвятил столетию присоединения Буковины к Австрии. Император Франц-Иосиф пришел в восторг от этих хвалебных его престолу стихов и вручил молодому поэту награду.
        Биографы также свидетельствуют, что Нафтали обожал выпить, легко усваивал языки и науки. Все буквально налету. Но регулярного образования так и не получил. Систематический труд был чужд ему. Но это был, по признанию современников, человек “влюблявшийся и влюбляющий в себя”.
        В Злочиве Нафтали Имбер прожил недолго. Непоседливая натура, он отправился посмотреть мир. До двадцати шести лет странствовал по Венгрии, Сербии и Румынии. И повсюду писал стихи. О своем восприятии окружающего, о евреях и – конечно же! – о тяге своих соплеменников к Палестине, древнему Иерусалиму, куда стремился вернуться народ Торы.
        И вот однажды, путешествуя по Балканам, он познакомился с англичанином сэром Лоуренсом Олифантом. Попав под влияние Нафтали, лорд уговорил его поехать вместе в Палестину – “создавать еврейское государство”. Он предложил Имберу должность секретаря по еврейским вопросам. И Нафтали согласился. В 1982 году они прибыли в Палестину...
        Следует сказать, что секретарем он только числился. Уж больно был недисциплинированным, не способным к ежедневному размеренному труду. Такой сам нуждается в секретаре. Однако секретарское жалованье получал исправно.
        Нафтали много ездил по стране, видел Хайфу и Иерусалим, побывал в Назарете и Цфате, поднимался на склоны горы Кармель. Святая земля вдохновляла Нафтали Имбера: лучшие свои стихи он написал там, в Палестине. Позднее они вошли в первый сборник его произведений, изданный в Иерусалиме. Книжка называлась “Утренняя звезда”, как бы символизируя, что Палестина стала для евреев всего мира “зарей свободы и будущего счастья”. Автор включил в сборник и несколько стихотворений, написанных раньше. В том числе и созданные в Румынии стихи “Тикватейну”.
        “Нашу надежду” он написал в 1876 году. По одним сведениям, стихотворение было посвящено созданию в Палестине поселения Петах-Тиква. По другим, написание “Надежды” связано с открытием в Эрец-Исраэль (Земля Израиля) первенца еврейской промышленности – винного завода в Ришон ле-Ционе.
        Что касается мелодии гимна, то споры относительно авторства продолжались (не утихли и сегодня) долгие годы. Считалось, что мотив к стихам подобрал Сам Нафтали Имбер, использовав мелодию румынских пастухов. Многие израильтяне убеждены до сих пор, что музыку создал еврейский народ. Искусствоведы продолжают доказывать, что мелодия национального гимна позаимствована из симфонической поэмы “Влтава” чешского композитора Сметаны – мол, совпадают некоторые музыкальные фразы.
        И только многолетний поиск историков позволил докопаться до истины. Когда в Иерусалиме был издан первый сборник Имбера, наибольшую популярность у читателей получили его стихи “Тикватейну”. Книжка попала в руки колониста из Ришон ле-Циона, непрофессионального, как считается, но талантливого музыканта Когана. Он-то и написал к словам мелодию.
        Одним словом, песня (задолго до того, как стать гимном) прижилась в Эрец-Исраэль, зажила своей жизнью. Она обрела крылья, и вскоре ее пели евреи всех континентов.
        Сохранились воспоминания первых еврейских поселенцев, обосновавшихся в Палестине, и тех, кто влекомый идеями сионизма, приезжал туда из Европы: “Атикву” начали петь после 1885 года. Песня получила большую популярность, о ней узнали в Польше и Германии, в России и Румынии, в Венгрии и Франции... Ее пели молодые бойцы отрядов самообороны, сражавшиеся с фашистскими карателями в Варшавском гетто. Эту песню (тому есть свидетели, чудом спасшиеся в огне Катастрофы, и ныне живущие в Израиле) пели евреи, согнанные в гетто со всего Минска.
        Шесть лет прожил Нафтали Имбер в Палестине. Потом вновь отправился странствовать по свету. Дело в том, что лорд Олифант умер, жалованье за безделье больше никто не платил. А богемному человеку в бедной стране без денег жить нелегко (да и небогемному тоже). Он проехал по Европе, немного пожил в Лондоне, а затем перебрался в Америку.
        Постоянной работы там не нашел, хотя исколесил почти всю страну. Зарабатывал на жизнь статьями о Кабале и Талмуде, которые он писал на английском, занимался переводами на иврит.
        Он напряженно следил за тем, что происходит в Старом Свете. С горестью встречал известия о еврейских погромах в Кишиневе, Гомеле, Мелитополе. И как гордился, узнав, что на вдохновителя кишиневского погрома совершено покушение. Особенно тем, что покушавшийся был евреем. “Наконец-то мы научились реагировать на погромы, – писал он, – как нормальные и гордые дети нормального и гордого народа”.
        Судьба Нафтали Имбера в Америке не сложилась. Алкоголь топил его все глубже и глубже. Однажды в Штатах проходило собрание американских сионистов, куда явился как обычно нетрезвый Имбер. Его выставили из зала, а по окончании заседания все встали и запели его песню.
        – Меня выгнали, но от моей песни никогда не избавитесь, – произнес Нафтали, стоя за дверью.
        Так оно и вышло...
        Тяжелые болезни не дали полностью раскрыться его поэтическому дару. Он умер в Нью-Йорке в 1909 году в возрасти немногим больше 40 лет. При жизни он успел выпустить еще два сборника. “Новая утренняя заря” был издан в Злочиве, а “Третья утренняя заря” – в Нью-Йорке.
        В 1953 году останки поэта были перевезены в Израиль и погребены в Иерусалиме.
        А песня звучит по сей день...